Главная страница

Гостевая книга

Д.О.Чураков, "Русская революция и рабочее самоуправление. 1917." (М: "АИРО-ХХ", 1998)
лето 1917 года.
стр.
45, 46
Важнейшей формой рабочего контроля в деятельности фабзавкомов, по мнению большинства исследователей, в этот период становится надзор со стороны фабзавкомов за наймом и увольнением. Причины, по которым рабочие боролись за его установление, можно понять на примере событий, развернувшихся на заводе бр. Бромлей. Здесь рабочих к активным действиям подтолкнуло необоснованное решение администрации граверной мастерской об увольнении одного из их товарищей. Завком заступился и предупредил администрацию, что теперь все проблемы, связанные с увольнением и приёмом новых рабочих будут решаться лишь с согласия комитета. Кроме того, комитет обратил внимание администрации на нецелесообразность приёма на завод новичков. По убеждению членов завкома, необходимо было обходиться наличными силами, переводя рабочих из цехов с частыми простоями в цеха, хорошо обеспеченные работой. Это позволило бы сохранить рабочие кадры. [Флагман станкостроения, с. 70]
Схожую позицию занимал завком завода Михельсона. На его заседании 14 июля 1917 г. было отклонено решение владельцев уволить рабочих ремонтной мастерской из-за якобы наметившегося там сокращения производительности. Комитет доказал, что это произошло из-за нераспорядительности самой администрации, допускавшей простои целых бригад. Решено было требовать от директора наведения порядка и невмешательства в вопросы увольнения. [ЦГАМО, ф. 186, оп. 1, д. 36, л. 35.] Не менее принципиально действовал завком Иваново-Вознесенской мануфактуры. Владелец, не запросив согласия фабкома, нанял на фабрику работницу Юзенкову. В ответ рабочим комитетом было постановлено работницу "удалить". Кроме того, фабком решил "поставить на вид предпринимателю, что он никакого не имеет на то права производить найм рабочих и служащих без ведома фабричного комитета". [ГАИО (Государственный архив Ивановской Области), ф. 730, оп. 1, д. 34, л. 9.]
 
стр. 52, 53
Примечательный случай произошел на фабрике т-ва Шуйско-Тезинской мануфактуры, где фабричный комитет занимался налаживанием дисциплины труда в контакте с администрацией. На своем заседании 1 июля фабзавком рассмотрел заявление администрации о том, можно ли читать книжки и дремать во время работы. Было постановлено вынести этот вопрос на объединенное собрание фабзавкомов города. Пока же фабзавком мануфактуры пришел к выводу, что "газеты читать можно, так как газеты освещают рабочему жизнь о современном быте, что необходимо знать рабочим, если только позволяет работа и не может наноситься никакого ущерба в работе. Что касается чтения книг, дремания и занятия рукоделием, комитет считает неблагоразумным". [ГАИО, ф. Р-730, оп. 1, д. 35, л.2.]  
Первая половина 1918 г.
стр. 157
...экономический отдел Подольского Совета в январе 1918 г. постановил: "За недобросовестное отношение к труду подействовать... морально посредством контрольной комиссии", а на Куваевской мануфактуре в Иваново-Вознесенской губернии было решено: "Что касается тех товарищей, которые по своей малосознательности не хотят выполнять ту работу, которая на них возложена, то на них постараемся воздействовать нравственным путем, т. е. посредством увещаний".  
стр. 157-159

То, что несколько месяцев назад провозглашали "революционной активностью класса-гегемона", становилось для победившего режима лишним и даже опасным. Центром борьбы за дисциплину труда в её новом понимании становится ВСНХ. Этот вопрос на заседании его Президиума ставится уже 27 марта 1918 г., но тогда соответствующие решения не прошли. Против выступил В.И. Ленин, чувствовавший, что большевики пока не осилят введение хозяйственной дисциплины в достаточно массовом масштабе. Взамен он предложил осуществлять принудительные меры руками самих рабочих под видом борьбы за "рабочую дисциплину". Характерно, что в борьбе за осуществление этого плана Ленин предполагал разработку норм "трудовой дисциплины" поручить прежним владельцам, научившимся, по его словам, "внедрять" порядок и дисциплину на своих предприятиях ещё при царском режиме [182].
Возвращался Президиум ВСНХ к проблемам рабочей дисциплины и потом. Так, на заседании 1 апреля 1918 г., когда шло обсуждение Положения о трудовой дисциплине, подготовленного Всероссийским Советом профсоюзов, В.И. Ленин требовал ужесточения его в плане "карательных мер" за "несоблюдение" рабочими "трудовой дисциплины". Обращаясь к членам Президиума, он разъяснял: "Что же касается мер за несоблюдение трудовой дисциплины, то они должны быть строже. Необходима кара вплоть до тюремного заключения. Увольнение с завода также может применяться, но характер его совершенно изменяется. При капиталистическом строе увольнение было нарушением гражданской сделки. Теперь же при нарушении трудовой дисциплины, особенно при введении трудовой повинности, совершается уже уголовное преступление и за это должна быть наложена определённая кара". Причем подобные меры предлагались Лениным ещё в середине декабря 1917 г., когда он для учёта количества и качества труда настаивал на создании судов из рабочих и крестьян [183].
Эти "ленинские наказы" не оказались пустым звуком. На не раз упоминавшейся нами фабрике т-ва Полушина рассчитанных рабочих предавали суду как за уголовное преступление [184]. Рассматривал рабочий суд дела рабочих, "которые работали не добросовестно", и на заводе Густава Листа [185], на многих прочих предприятиях Московского региона. Что же касается общей линии на "завинчивание гаек", то хорошим примером здесь могут служить "Правила трудовой дисциплины", принятые на прошедшей 17 июня 1918 г. общегородской конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Твери. В них делалась попытка регламентировать самые разные стороны жизни рабочих, наказания же за малейшую провинность были суровыми. Так, запрещалось "купаться и мыться на заводе, за исключением предназначенных для этого помещений", "принятие пищи в рабочих мастерских". Из прочих мер "в интересах санитарии" рабочие были, как записано в документе, "обязаны пользоваться только предназначенными для этого отхожими местами", а также "не должны были задерживаться в уборных, причем наблюдение за исполнением этого пункта возлагалось на самих рабочих". "Опоздавшие более чем на 20 минут" не допускались к работе до перерыва, причём пропущенное при этом время высчитывалось при оплате труда, а опаздывавшего "систематически" могли устранить с завода "без оплаты вперёд". "Хищения материалов и изделий, а также подлоги в расчетных книжках и требовательных ведомостях наказываются как уголовные деяния. Виновные передаются народному суду". [186]
[182]. Протоколы Президиума Высшего Совета Народного Хозяйства. Декабрь 1917 г. - 1918 г. М., 1991. С. 14, 81-82; Ленинский сборник. Т. 37. С. 72.
[183]. Протоколы Президиума Высшего Совета Народного Хозяйства. С. 84; Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 430
[184]. ГАИО. Ф. 701. Оп. 1. Д. 1. Л. 41 Об.
[185]. Романов Ф. Профсоюзы в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1954. С. 142.
[186]. Известия Тверского Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов. 1918. 29 июня.

 
С.В. Яров, "Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП глазами петроградцев" ("Дмитрий Буланин", СПб, 1999).
стр. 22, 23 Полемика о рабочем контроле имела в те дни не только экономический, но и политический смысл. Контроль, будучи одним из основных элементов программы правительства, не случайно стал объектом острых разногласий между социалистами и большевиками. Но в низах политические аспекты этой акции воспринимались слабо. Истоки экономической разрухи представлялись им зачастую упрощенно, как следствие саботажа, нежелания капиталиста работать на пролетарское государство, утаивания товара и его хищений. И рабочий контроль нередко принимал экзотические формы, экономически бессмысленные, но в целом объяснимые теми воззрениями, которые были присущи рабочей среде. Размах импровизаций в этой сфере насторожил даже большевистские круги, обычно поощрявшие всякую проявленную здесь инициативу. "Заводские комитеты в толковании рабочего контроля уходят вперед, гоняются за такими мелочами, как, например, требования обязательного учета куда, по какому делу и зачем ходил бухгалтер или другое должностное лицо, вплоть до члена правления, требования обязательного своего присутствия на приемах у директора-распорядителя или другого члена правления, требования обязательного своего присутствия на всех заседаниях правления, требования, чтобы ни одна корреспонденция не выходила из завода или правления без санкции, печати и пр. заводского комитета... До таких геркулесовых столпов дошел, например, заводской комитет завода Лангензиппен, который после целого года борьбы за рабочий контроль, в довершение идеи контроля, дошел в начале второго года борьбы до обыска председателя правления под руководством членов заводского комитета и при обыске было найдено... вино", - все это сообщалось в докладе секции по металлу Совнархоза Северного района 11 июля 1918 г. [68] Возможно, здесь отражены крайности рабочей "борьбы" с разрухой. Проблема, однако, состояла в том, что иных ее форм в низах и не знали, неотчетливость и аморфность имевшихся инструкций лишь усиливали размах импровизаций.
Осознание никчемности контроля и его экономической бесполезности имело два последствия. С одной стороны, очень быстро на предприятиях от увлечения рабочим контролем переходили к просьбам о национализации фабрик и заводов.[69] По сути дела, это явилось лишь обнажением того "патерналистского" духа, для которого существенным была не передача фабрик и заводов в руки пролетариев, а требование стабильности и гарантированных заработков, независимо от того, кто это обеспечивал.
С другой стороны, в рабочей среде получали поддержку предложения о ликвидации контроля и возвращения к прежней системе управления. Несомненно, это в значительной мере оформлялось политическими доктринами социалистов. Последнее обстоятельство иногда смущает историка, который видит здесь скорее инициативу верхов, чем желание низов. Дело было сложнее. Отмена контроля здесь - все же побочное требование. Определяющим стало общее тяготение к прежнему бытовому укладу, к той сытости и достатку, которые даже будучи скромными, разительно отличались от всего, с чем столкнулись рабочие в 1918 г. И это настроение охватило многих, отсюда и та терпимость, с которой выслушивались рабочими возражения против контроля. В полемике по этому вопросу оппозиция избегала обсуждения политических аспектов. Спор имел несколько "технократический" оттенок. "Заберут фабрики, исковеркают и оставят рабочих голодными", "когда у нас велась эвакуация, все было бестолково, а когда сдали буржую или подрядчику, дело пошло великолепно", "рабочему контролю мы в значительной мере обязаны тем, что в промышленности анархия, что разрушены многие предприятия", - подобным простым и "доходчивым" языком объясняли свое неприятие контроля ораторы на рабочих собраниях и конференциях.[70] Памятуя об антибуржуазном синдроме у рабочих и не только у них, социалисты предложили заменить рабочий контроль государственным - этим, в частности, отметались и слухи о передаче предприятий их бывшим хозяевам. На заседании Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда 22 марта 1918 года было даже заявлено, что "рабочий контроль, кроме всего прочего, воспитывает собственнические инстинкты в рабочей среде". [71]
[68] Национализация промышленности и организация социалистического производства в Петрограде (1917-1920 гг.). Т.1. с. 200.
[69] Кулышев Ю.С., Носач В.И. Партийная организация и рабочие Петрограда в годы гражданской войны (1918-1920 гг.). Л., 1971, м. 89.
[70] Володарка. Л., 1932. с. 85; Первая конференция рабочих и красноармейских депутатов 1-го Городского района. (Стенографические отчеты 25 мая - 5 июня). Пг., 1918. с. 118; ЦГА СПб, ф. 3390, оп. 1, д.13, л. 31
[71] ЦГА СПб, ф. 3390, оп.1, д.13, л.35
 
Начало 1921 года
стр. 101

Из протокола заседания уполномоченных от отделений фабрики "Скороход"
о состоянии трудовой дисциплины
29 января 1921 г.

О трудовой дисциплине тов. Алексеев говорит: "Трудовая дисциплина у нас на фабрике отчасти расшатана, как-то: многие опоздания, на работу не выходят... Члены заводоуправления, а также и комитет [...профсоюзный заводской или фабричный комитет. - С.В. Яров] ввиду их работы не могут ходить по отделениям и убеждать рабочих, что в настоящее время наша Советская Россия - это действительно наша". Тов.Алексеев предлагает тов. уполномоченным убеждать менее сознательных рабочих, что каждое опоздание, каждая халатность по отношению к работе ухудшает наше хозяйственное положение... Тов. Алексеев предлагает высказать уполномоченным свои мнения по отношению повышения производительности и уменьшения разгильдяйства к работе во всяких видах...
Председатель Лоськов
Секретарь Андреев
ЦГА СПб., ф. 1776, on. 23, д. 3, л. 31, 32. Подлинник

 
стр. 116

Из протокола заседания Петроградского районного Комитета РКП(б)
о положении на фабриках и заводах района
22 февраля 1921 г.

СЛУШАЛИ: ...Информационное сообщение тов. Семенова о положении на фабриках и заводах... Тов. Семенов на основании сводок, полученных со всех фабрик и заводов района, констатирует, что настроение как среди рабочих, так и среди красноармейцев спокойное, за исключением отдельных недоразумений, создаваемых на почве недостатка в продовольствии..
Из ПОСТАНОВЛЕНИЯ: Предложить Губчека через ПК РКП не производить вызовов рабочих в ЧК, т. к. опыт показывает вредность такого способа действий перевоспитания и обуздания темных масс.
ЦГАИПД, ф. 6, on. I, d. 61, л. 31. Копия

 
стр. 182-183

Протокол заседания бюро фракции
Петроградского губернского комитета Всероссийского Союза рабочих металлистов
об увольнении "неблагонадежных" рабочих
26 марта 1921 г.

Порядок дня:
1. О распределении рабочих по заводам, освобожденных из-под ареста, арестованных во время волынки.
СЛУШАЛИ:
1. О распределении рабочих по заводам, освобожденных из-под ареста, арестованных во время волынки.
ПОСТАНОВИЛИ:
1. Признать, что вся работа по перерегистрации рабочих на заводах в связи с волынками в результате несогласованности действия Губпрофсовета с Союзом металлистов сведена на нет.
[Массовые увольнения производились посредством так называемых перерегистраций (локаутов): все рабочие считались уволенными, и их прием обратно на предприятия осуществлялся в особом порядке - С.В. Яров]
2. Срочно подлежит создать Бюро фракции Петрогубпрофсовета для выяснения вопроса освобожденных от ареста рабочих.
3. Признать необходимым пересмотреть списки рабочих представителями заводских организаций, для выделения волынщиков, не подлежащих возвращению в заводы.
4. Решение, согласованное с Союзом и заводскими организациями, не могут быть изменяемы без согласия Союза.
5. Рабочие, которые не подлежат возвращению на заводы, должны поступить в распоряжение Союза, которых направлять на работы по указаниям Союза.
6. Тех рабочих, кои принадлежат к политическим партиям, ведущим борьбу против Советской власти, а также лиц, проявляющих активное участие в организациях забастовок, на заводы не возвращать.
7. Считать ни в коем случае недопустимым при возвращении на заводы рабочих исходить из причин личного характера.
8. Поступающих в распоряжение Союза арестованных рабочих экомотдел [экономический отдел] Союза распределять по производству согласно своей специальности.
9. Эконом[ическому] отделу Союза поручается срочно выработать план распределения рабочих по предприятиям.
ЦГА СПб., ф. 4591, on. 5, д. 27, л. 55. Копия

 
стр. 196-203

Из протокола общего собрания рабочих и служащих
Невского судостроительного и механического завода
о штемпелевании продовольственных карточек
2 апреля 1921 г.

Порядок дня:
1. Задачи рабочего класса в настоящий момент и участие рабочих в советском строительстве. Улучшение быта рабочих в связи с задачами организации производства.
2. Утверждение делегат[ов] на общегородское совещание. По постановлению общего собрания в первую очередь на порядок дня ставятся вопросы:
1. О порядке клеймения карточек рабоч[их] и служ[ащих] завода.
2. Заявление служащих о выдаче карточек единой группы для всех служащих без подразделения на группы.
Порядок дня принимается единогласно.
Казанков: Товарищи, я хочу говорить о циркуляре, который был доставлен к нам на завод от Петрогубкоммуны о порядке клеймения карточек, вы все знаете, что постановлено карточки рабочим, не выходящим на службу, не клеймить, причем даже не входить в обсуждение вопроса, по каким причинам не выходит рабочий на службу, - это постановление нашей мастерской завода, да и вообще, как я думаю, всеми мастерскими завода принято быть не может, так как рабочие фактически не могут оставаться без насущного хлеба. Я предлагаю этот вопрос на обсуждение общего собрания.
Грачев: Профессиональный союз, рассматривая этот вопрос, долго колебался, к какому решению ему прийти, так как безусловно самым больным, самым жгучим вопросом в этой области является в настоящий момент вопрос питания. И если пришли к заключению, чтобы какими бы то ни было силами урегулировать производственную работу, то это сделано исключительно из того соображения, что в настоящее время на заводах наблюдаются такие явления, что из тысячи человек рабочих выходят на работу меньше 50% - человек 400-500. В переживаемый тяжелый момент рабочие должны сознательно отнестись к тому, что единственной базой к постановке данного вопроса в такой именно плоскости служит желание урегулировать выход рабочих на работу. Этим проведением циркуляра настоящий работающий рабочий не затрагивается и единственно, кого это больно бьет, так это только тот балласт, который сидит на шее рабочих. Хлеб, который не получили рабочие за дни прогулов, все равно поступает тем же рабочим и идет в фонд натурпремирования (шум, возгласы).
Председатель: Я прошу не прерывать оратора, шум ровно ничему не поможет, нужно выяснить вопрос детально и прийти к какому-нибудь заключению.
Грачев: Я сказал это, товарищи, не для того, чтобы успокоить Вас, или чтобы вас по головке погладить, нужно уметь смотреть правде в глаза, и поэтому я и говорю то, что имело место обсуждения в Центрах. На конференции будут обсуждаться все вопросы, и там вы можете внести свой наказ и отстаивать его. Безусловно нужно принять все меры, чтобы все рабочие, истинно работающие, не страдали от постановки такого вопроса, но если группа каких-либо случайных лиц может понести какие-либо неудобства, то с этим считаться не следует. В Союзе Союзов вопрос этот будет обсуждаться вследствие заявления рабочих, точно также он придет на обсуждение в Петроград[ский] Совет и на конференцию, и поэтому я предлагаю поручить вашим представителям все высказать на конференции и там в общем масштабе принять меры к урегулированию данного вопроса.
Ващинин: Мы только что заслушали т. Казанкова о протесте, который вынесен мастерской рем[онта] миноносц[ев], и точно такой же протест я заявляю также от лица рабочих электрической м[астер]ской. Все единогласно говорят, что Центр должен выработать какие-то другие меры наказания против прогулов, но ни в коем случае не отнимать хлеба от семьи, так как рабочий, получая хлеб, безусловно делится им со своей семьей и заставлять страдать детей или жену из-за того, что я по некоторым причинам не вышел на работу, является абсурдом.
Васильев: Вот мы, товарищи, выслушали слова представителя от Союза металлистов, он только и говорит о том, чтобы что-то оторвать от рабочих, чтобы наказать их, что должны быть выработаны какие-то необычайно жестокие меры для поднятия производительности труда, но вряд ли этим приемом поднимется производительность, ведь не выходят не одни тунеядцы, а и больные, слабые, он не то что болен, а просто слаб и работать ему является не под силу. Тунеядцы - это те, которые разъезжают на автомобилях, те, которые присоседились в Центрах и живут лучше, чем в старое буржуазное время, у них всего по горло, а мы, рабочие, мы больны, измучены и применять к нам систему голодовки вряд ли рационально, нас можно штрафовать, как в старое время за прогулы, но лишать нас права на жизнь не может никто. У нас даже в пайке отнимают часть муки и тут вводится какое-то неравенство, какое-то деление на категории, когда и всего-то выдают, прямо сказать, горсточку...
Лепешкин: Ни одна мастерская не скажет, чтобы клеймили карточки, ведь этим отнимают от нас все гражданские права, отнимается жизнь, кусок хлеба. Возлагать широкие надежды на конференцию, я полагаю, не следует, по-моему, просто постановить заводу, чтобы приостановили клеймение карточек всем рабочим и служащим завода... вплоть до выяснения означенного вопроса в Рай-бюро, или... не по клейменным карточкам стали бы выдавать хлеб.
Панкин: Я бы попросил обратить внимание собрания и представителя Союза металлистов, что пора уже отстать немножко от клеймения, мы уж все переклеймены, так взяты на учет, что и деться нам некуда, шагу нам шагнуть некуда. Мы пережили гораздо больше, чем наши предки, вспомните нашествие варягов, татарское иго, царствование Иоанна Грозного, крепостное право, империалистический строй, все это мы перенесли на своих плечах и кровью добыли себе свободу, но сейчас мы переживаем тяжелее то[го], что было, потому что надо нас спросить, имеем ли мы хотя какие-либо гражданские права, и все мы скажем, что нет. Вспомните, что в крепостное право был Юрьев день и этот Юрьев день от нас отняли. Нас хотят наказывать самым существенным: куском хлеба и утешают нас тем, что этот хлеб передастся тем же рабочим. Да нам в глотку не полезет этот кусок хлеба, отнятый от голодного. Мы должны сказать правду здесь, должны иметь мужество сказать, что пусть они примут меры против тех, кто ездит на автомобиле, кто пристроился к Советской власти, а то выходит так, что мы слова не можем сказать, чтобы нас не упрекнули в контрреволюции, агитации и т. д., нам вечно грозят Чекой и затыкают нам рот. Но мы должны сказать, что мы живые в лапы не дадимся - всем по равному пайку, так как мы все рабочие одной семьи. (Возгласы, одобрение).
Грачев: Товарищи, хотелось бы ответить по существу на собрании и говорить только одну правду, одну единую правду, не прикрываясь словами. Я сам рабочий с 11-ти лет и мой отец, мой дед были рабочие. Я вырос именно среди рабочего класса и понимаю все его насущные потребности, но сейчас в настоящее время мы переживаем ужасный период, у нас полная разруха, недостаток топлива, продовольствия, путей сообщения, это все надо изжить, с этим надо бороться. И я вам говорю: перенесите этот вопрос о карточках на обсуждение конференции, все то, что говорится здесь - это будет принято к сведению и, можно с уверенностью сказать, что будут найдены способы выйти из данного положения.
Ясно, что завоевание революции должно дать рабочему классу все, чтобы он был вознагражден..., но поймите, что сейчас это дать невозможно. Советом Союзов вопрос этот еще не рассмотрен, предлагаю его снять с очереди и поручить представителям, выбранным на конференцию, поставить этот вопрос на детальное обсуждение.
Кутьин: Предлагаю общему собранию высказаться в таком порядке, как оно принимает этот вопрос. Во 1-х: клеймение карточек производить до выяснения вопроса. (Протест) 2. Клеймение карточек не производить до выяснения вопроса и предложить заводскому комитету снестись с Райбюро о выдаче хлеба по неклейменным карточкам.
Борткевич: Я предлагаю заклеймить карточки, чтобы получить хлеб.
Лепешкин: Немедленно сделать заявление в Союз металлистов, чтобы штемпелевание прекратить, так как оно абсолютно не достигает цели, потому что симулянты и главным образом спекулянты достают право проезда по железной дороге помимо прямых организаций. По борьбе с прогулами пусть выработают какие-либо другие меры.
Общее собрание постановляет, чтобы хлеб выдавался без клеймения карточек и чтобы представитель Союза металлистов снесся с Петрогубкоммуной, чтобы ею было сделано распоряжению о немедленной выдаче хлеба всем рабочим и служащим завода.
<...>
Васильев: Да, постановление очень хорошее, но только ему что-то не верится. В прошлом году так же была беспартийная конференция - тоже нас призывали к работе, а мы сидели, как мебель, кто с нами считался - никто. Беспартийных презирали и всячески навязывали всем, что это сидит сплошная контрреволюция. У нас нет делений на специальные группы, этого быть не может, мы только рабочие и вот наш флаг. Сейчас хорошо поют, потому что... они поняли, что мы хотим жить свободно, что мы хотим жить по-человечески. (Аплодисменты). А [в] чем выражается наша свобода? Нам делают только гробы, да и тех-то не напасешься, мы чувствуем, что мы сидим под гнетущей мас[сы] палкой и головы поднять не смеем, так как иначе нас сейчас же окрестят "контрой", пугнут застенком, Чекой и т. д. Ведь мы рта открыть не смеем, т. к. и дома, и на службе, и на улице идет слежка, все чего-то боятся, что-то выслеживают, а что бояться тому, у кого все чисто. Нас, рабочего класса, бояться нечего, мы не капиталисты, мы живем и работаем для своего блага, для блага наших детей. Мы не можем желать возвращения ни капиталистического строя, ни монархического, мы испытали его на своем горбе, а мы только протестуем против насилия, против произвола, протестуем против комиссародержавия, такого беспардонного, что и сказать нельзя. Зачастую посмотришь: кто стоит у власти? Тот же, который перед околоточным червяком извивался, а то смотришь и сам переодетый полицейский из чинов помельче..., вот против такой власти мы протестуем, нам нужна здоровая пролетарская власть, власть истинно рабочая, понимающая наши интересы, та, которая не могла бы вынести постановление же клеймить карточки, т. к. знала бы, что рабочий и ищет только труда, а если не выходит на работу, то только потому, что он голоден, измучен, болен. Вот против бюрократии, насилия, произвола, я призываю всех бороться и говорю здесь все прямо, пусть слушает меня эта знаменитая Чека. <...>
ЦГА СПб., ф. 4591, on. 1, д. 13, л. 93-95 об, 96-99 об. Подлинник

Конец 1921 года
стр. 277

Из протокола собрания коллектива РКП(б)
Государственной Невской фабрики шерстяных изделий
об усилении бдительности коммунистов
1 декабря 1921 г.

СЛУШАЛИ: Текущие дела...
а) Фабричный вопрос. Тов. Волков говорит, чтобы наши парт[ийные] тов[арищи], работающие по отделам, смотрели бы за массой, что в связи с новой экономической политикой и пуск[ом] ф[абри]ки в ход на коммерческих началах может будут происходить какие волнения...
Председатель Волков
Секретарь Максимов
ЦГАИПД, ф. 1260, on. I. д. 7, л. ЗЗоб. Подлинник

 
  Юркевич Ю.Л., "Минувшее проходит предо мною..." (М., "Возвращение", 2000).  
1925 год
стр. 84

После профшколы, будучи уже 17-летним, я твердо заявил матери, как взрослый человек: с институтом повременим, хочу на производство, поработаю, а там будет видно.
Вероятно, здорово уперся, так как мама уступила. Нашлись связи в виде главного инженера авиаремонтного завода "Ремвоздух", и с июня меня приняли учеником слесаря. В 1925 году еще было немыслимо попасть на производство, даже учеником, без блата или взятки, и не через биржу труда: ведь еще существовала безработица.
На заводе мне не повезло. Этот главный инженер был очень там нелюбим. Как я вскоре понял, и специалист он был не из лучших.
Все знали, что я "его" человек, и к настоящей работе меня попросту не допускали. Никто ничему не учил, а так - "принеси", "сбегай" и т.п. Когда главный уезжал в командировку, меня тут же сокращали, возвращался - восстанавливали...
А обстановка на предприятиях в те годы очень отличалась от теперешней. ИТР были в полном загоне, если кто из них был неугоден - рабочие могли запросто выжить с завода, а то и на тачке вывезти; такой случай был с нормировщиком на этом Ремвоздухе. От начальства ожидалось панибратство и заискивание перед массой; так держал себя и мой главный инженер.

 
"Советское руководство. Переписка. 1928-1941 гг." (М.: РОССПЭН, 1999)
1931 год
стр. 165-167

А. А. Андреев - И. В. Сталину, В. Р. Менжинскому, Т. А. Прохорову
[28 декабря 1931 г.]

Т. т. Сталину, Менжинскому и Прохорову.
Очень хорошо, что транспортное ОГПУ поставило за последнее время ряд очень серьезных вопросов. Без всякого ведомственного самолюбия всякое предложение ТОГПУ будем и впредь приветствовать потому, что аппарат НКПС'а еще находится в таком состоянии, что неспособен охватить всего, а тем более навести известную самокритику в той или иной отрасли хозяйственной работы.
Но я ставлю вопрос о том, чтобы органы ОГПУ на транспорте были бы еще в большей мере активизированы, чего на линии явно недостает. А нам активное участие, нажим, помощь, проверка со стороны местных органов ТОГПУ крайне необходима.
За последнее время явно активность местных органов ТОГПУ снизилась. Возможно, что это отчасти объясняется тем, что была переведена на хозяйственную работу значительная группа работников ТОГПУ, и назначением нового руководства в НКПС'е со включением в него бывших руководителей ТОГПУ, что стушевало несколько разграничение роли ТОГПУ и органов НКПС'а [1].
Но основное, очевидно, не в этом. А в том, что часто начальники местных отделений ТОГПУ, агенты так тесно сживаются с администрацией, что совершенно теряются элементы проверки со стороны органов ГПУ работы наших хозяйственников. Плохая работа узловых станций, районов нередко скрывается неправильными данными и не только местной администрацией, но и работниками ТОГПУ. Того, что называется "въедаться в печенки администрации" со стороны работников ГПУ - этого мы имеем недостаточно. В этом я убедился при своих последних поездках на Самаро-Златоустовскую, Пермскую и Юго-Восточную жел[езные] дор[оги]. Самое опасное, что ГПУ на транспорте перестают чувствовать и бояться. Между тем органы ГПУ на транспорте являются чрезвычайно важным и серьезным орудием нажима и борьбы с непорядками, серьезным рычагом проведения решений партии, правительства и распоряжений НКПС'а.
Поэтому прошу т. т. Менжинского и Прохорова помочь нам и в этом направлении путем обеспечения большей активизации в работе местных органов ТОГПУ. Правда, у нас в НКПС'е организована Главная инспекция во главе с тов. Кишкиным, чтобы самим обеспечить дело проверки, и я не сомневаюсь, что мы это важнейшее дело проверки организуем, но, к сожалению, тов. Кишкину со всеми его сотрудниками приходится перебрасываться с одной дороги на другую, а сейчас на значительное время он выбыл, работая на сибирских и дальневосточных дорогах. А нам крайне нужна немедленная проверка всех боевых заданий и по паровозному парку и по регулировке движения, борьба с очковтирательством со стороны дорог и районов, с сутяжничеством между дорогами, районами, службами, которые приносят страшный вред хозяйству транспорта.
Нам крайне необходима активная работа органов ТОГПУ по борьбе за дисциплину с расхлябанными элементами, систематическая очистка транспорта от кулацких элементов.
Со своей стороны, наряду с целым рядом мер, я считал бы целесообразным также для освежения обстановки работы и исключения элементов семейственности и добрых отношений между администрацией и местными работниками ТОГПУ перемещение значительного количества районных и станционных работников ТОГПУ в другие места на те же должности.
РГАСПИ. Ф. 73. On. 2. Д. 17. Л. 40-41. Машинописный текст с правкой автора.
Примечание:
1. 30 сентября Андреев был назначен наркомом путей сообщения вместо Рухимовича. Заместителем Андреева был назначен начальник транспортного отдела ОГПУ Благонравов. 13 октября 1931 г. ПБ приняло новое решение об откомандировании работников на транспорт. Еще одним заместителем наркома путей сообщения (начальником главной инспекции НКПС) был назначен Кишкин, который лишь незадолго до этого сменил Благонравова на посту начальника транспортного отдела ОГПУ. В распоряжение НКПС для руководящей работы ПБ указало командировать также 15 начальников дорожных отделов ГПУ, 12 дорожных парторгов, не менее 50 районных работников транспортного ГПУ и т. д. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 854. Л. 7; Rees E. A. Stalinism and Soviet Rail Transport. 1928-1941. Basingstoke, 1995. P. 51-52).

А.Г.Маньков. "Дневники тридцатых годов." (СПб, "Европейский Дом", 2001)
1933 год
стр. 52-53, 60-62
<...> Но есть и наиболее устойчивые рабочие - наотрез отказывались подписывать. К тем подходили раз пять, десять, получая в ответ все одно и то же: "Не подпишусь. Хоть самого директора зовите. Не подпишусь и баста". Тогда в цеху появлялись плакаты, вроде: "Товарищ Ламбекова! Ты единственная не подписавшись на займ. Смой это позорное пятно срыва важнейшей политической кампании. Не давай потачки классовому врагу!"
Но таких "единственных" было больше десятка. Плакаты эти вывешивались у рабочего места виновницы "срыва". Однако, для некоторых из них дело не ограничивалось одним безграмотным плакатом. В конце рабочего дня я слышал, как секретарь партячейки сказал: "В мастерской Пальто есть три работницы, у которых истек срок паспорта. Из-за того, что они не подписались на заем, заставя нас часа по три простоять у каждой, треугольник цеха не даст им характеристики и им не возобновят паспорта". Катитесь, миленькие, куда глаза глядят!
Секретарь партячейки прав - без характеристики работницы не получат паспорта и вынуждены будут выехать из Ленинграда в 10-дневный срок.
 
5 июля
Среди прочих дел в мои обязанности входит раздача продовольственных карточек рабочим. Ежемесячно я раздаю 4-5 видов карточек: хлебопродуктовая, индустриальная, карточка в столовую, дополнительного снабжения и иногда ударная. Все эти карточки должен при себе иметь рабочий, чтобы получить полностью ту долю продукта, которую милостиво ему дарует "его" правительство.
Сейчас питание - сильнейший рычаг укрепления власти. Куском хлеба и мяса правительство подманивает вечно голодную и нищую массу люден, заставляя их делать то, что ему угодно, и так, как ему угодно.
Для проведения такой политики на каждом заводе учреждены специальные учреждения, т. н. ОРСы (Отделы рабочего снабжения). Это сложнейший бюрократический аппарат, пожирающий огромные суммы народных денег. Аппарат этот венчают: директор по питанию, помдиректора, заведующий торговой частью. А какое количество разных завов секций, их замов, наконец, агентов, экономистов, бухгалтеров, счетоводов... Достаточно сказать, что на нашем заводе ОРС занимает очень большую контору, сплошь уставленную столами, а за каждым столом - по одному, по два человека. Кроме того, есть и еще одна контора, дверь которой сообщает каждому мимо проходящему, что здесь "Бюро заборных книжек". Это - подотдел отдела рабочего питания, ведающий исключительно выдачей "заборных" книжек. Работает в нем 8 чел. С ним-то я и имею дело. Процедура выдачи такова. Сперва цех выдает справки рабочим, удостоверяющие их место работы. В обмен на них рабочие приносят из жактов учетно-контрольные справки. На основании последних я составляю ведомость на всех работающих в мастерской с проставлением выполняемой работы. Все это отдаю в "Бюро заборных книжек", где ведомость проверяют и проставляют категорию карточек. Затем я получаю карточки в денежной кассе (триста с лишним штук), штемпелюю их и раздаю. На каждую карточку ставится 4 штемпеля (три на лицевой стороне, а один на оборотной). За каждую карточку собираю по 15 коп. Вместе с основной карточкой раздаю "индустрию" и столовскую. За них плата взимается отдельно. Весь процесс выдачи выдерживается в стиле строжайшей формальности. Но формальность сама по себе ширма для всякого рода махинаций. Я ежемесячно в течение полугода безболезненно получаю I категорию "индустрию", пользуясь "мертвыми душами". У нас в мастерской есть всегда два-три человека, рассчитанных за прогулы. При расчете за прогул от рабочего отбирается хлебопродуктовая карточка, а учетно-контрольная справка на руки не выдается. Вот на эту-то учетно-контрольную справку я и получал карточки для себя. Для семьи это имело колоссальное значение, ибо в не малой мере смягчало хлебный голод.
Все заборные книжки делятся на категории. Объективно это дробление на категории имеет одну политическую цель: поселить распрю между людьми, работающими с одинаковой интенсивностью и в одинаковых условиях, зажечь искру трения и раздора внутри отдельных слоев трудящихся. Дифференциация единой массы трудящихся позволит укрепить господство государства, обеспечит успех проведения политики. Особенно преступно дробление на категории проходит по карточкам т. н. дополнительного снабжения. Так, на 227 чел. работающих в нашей мастерской, дали 15 шт. I категории, 120 шт. II категории и 92 шт. III категории. Когда я сообщил старшему мастеру, распределяющему категории по лицам, эти данные, он как-то беспомощно заморгал глазами и вдруг обрушился на меня, как будто я был автором этих категории: "Но, скажите, как же я буду распределять карточки, когда все одинаково работают?!"
А я-то здесь при чем, уважаемый мастер?
 
 
"Советское руководство. Переписка. 1928-1941 гг."
стр. 263, 264

Г. Е. Прокофьев - В. М. Молотову
22 октября 1933 г.

Сов. секретно.
Председателю Совнаркома СССР
тов. Молотову.

В связи с телеграммой тов. Птуха об оставлении на работе осужденных, работающих на разных предприятиях Нижне-Волжского края, считаю необходимым сообщить:
1. Значительное большинство краев и областей пытается удержать у себя осужденных под разными предлогами на производстве. Это обстоятельство тормозит выполнение ОГПУ постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о направлении всех приговоренных на сроки свыше 2-х лет в концент[рационные] лагеря [1].
2. В результате задержки этих контингентов, ОГПУ не в состоянии нормально доукомплектовать рабочей силой те крупные строительства, которые ведет Управление Лагерями по заданиям Правительства.
Прошу ходатайство тов. Птуха отклонить [2].
Зам. председателя ОГПУ Прокофьев.
РГАСПИ. Ф. 17. On. 163. Д. 994. Л. 150. Машинописный текст. Подпись - автограф.
Примечания:
1. 23 августа 1933 г. было оформлено постановление ЦИК и СНК СССР, предусматривавшее немедленный перевод в исправительно-трудовые лагеря ОГПУ всех без исключения лиц, приговоренных к лишению свободы на 2 года и на более длительные сроки (ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 57. Д. 25. Л. 159). Речь, прежде всего, шла об осужденных, содержавшихся в колониях, подчинявшихся республиканским наркоматам юстиции и поставлявших рабочую силу на хозяйственные объекты краев и областей, на территории которых они располагались.
2. 25 октября 1933 г. ПБ отклонило просьбу Птухи (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 933. Л. 20).

Рабинович М.Г., "Записки советского интеллектуала" (М.: Новое литературное обозрение, 2005)
1934 г.
стр. 118
А вот арест машиниста рельсопередвижной машины Мартыненко до сих пор у меня перед глазами. Машина пришла на траншею, где я уже наметил зелеными вешками линию, по которой нужно было отодвинуть рельсы. Вот рельсы зажали в ролики, заворчала турбина, но путь и не думал подниматься. Раз, и два, и три. Мартыненко копался в машине под палящим солнцем, но, наверное, не только потому с него катил градом пот. Прошло довольно много времени, когда к Мартыненко подошел какой-то человек в полувоенной форме (говорили - сотрудник спецотдела) и что-то ему сказал. Я не слышал что, но увидел растерянное, ставшее вдруг детским лицо этого парня, недавно пришедшего на рудник из армии. Они ушли, а вскоре паровозик увел машину, которая так и не передвинула в тот раз пути. Мартыненко я больше не видел.
Все мы работали в сознании, что за каждую оплошность нас может настигнуть карающая рука. Но нельзя сказать, чтобы даже технический персонал, а тем более - рабочие были запуганы. Это наступило несколько позже, а в те годы мы были уверены, что здесь бдительность, необходимая, чтобы предупредить происки врага. То обстоятельство, что за производственную ошибку мы могли подвергнуться не только взысканию или увольнению, но и лишению свободы, не казалось нам чрезвычайным. Ведь мы были убеждены, что кругом идет жестокая классовая борьба и внутренний враг опаснее внешнего.
 
1935 г.
стр. 121, 122
Уж эта сдельная работа! Многому она научила меня! Сначала казалось, что нужно только работать лучше - и высокий заработок обеспечен. Но уже скоро я заметил, что как ни старайся, а каждый месяц получаешь около сорока процентов сверх зарплаты. И если не стараешься - тоже. Это было неписаное правило, в строгом соответствии с которым заполнялись все наряды. До того, на руднике, я сам выписывал наряды рабочим - и всегда старался применять более высокие коэффициенты, за что не однажды бывал руган Барышевым. Тут тоже старались нас "не обидеть", но понятие это было растяжимым. Вот в чистозвоновской группе работа была новой, ненормированной. Нам установили временные нормы. Их легко перекрыли. Тотчас дали новые, повышенные. И так несколько раз. Потом мы с молодым инженером Сафроновым рационализировали расчет: с помощью простой геометрии сократили его так, что движок логарифмической линейки надо было двигать всего один раз, а не три раза для каждого вычисления. Это очень повысило темп нашей работы.
- Слушай, - сказал мне тогда Сафронов, - тебе достаточно заработать двадцатку в день?
- Пожалуй.
- И мне тоже. Тогда давай больше пятисот точек в день не считать, а то опять норму повысят.
Так и сделали. И заслуга старика (который, конечно, о нашем сговоре ничего не знал) была в том, что у нас сохранился приработок пятьдесят-шестьдесят, а не сорок процентов.
Впрочем, однажды мне позволили заработать, как говорится, "сколько влезет". Это было вскоре после известного "подвига" Алексея Стаханова и начала стахановского движения. На площади Ногина поставили фигуру стахановца. Во всех учреждениях объявлялись дни, когда каждый мог поставить рекорд. И вот у нас, вычерчивая профили, я выполнил больше двух норм и занял в тот день второе место по конторе.
Не знали мы тогда, что Стаханову заранее готовили забой, а то тоже сделали бы заготовки профилей и перекрыли бы так называемые "технически обоснованные" нормы в пять раз - так-то!
 
Соколов Б. Н., "В плену и на Родине" (СПб, "ОСТРОВ", 2004)
 
конец 30-х годов
стр. 63-65
Вскоре возникла и другая неприятность. Для нового изделия при возросшем плане потребовалось много термически обработанных деталей с последующей шлифовкой. Шлифовщики в этих условиях не успевали и работа цеха застопорилась. Создалось угрожающее положение. Скопились груды деталей, ожидающих конечной операции - шлифовки. Сборочный цех оказался на голодном пайке - невыполнение заводского плана стало близкой реальностью. В те годы это грозило большими неприятностями: обвинением во вредительстве, саботаже и тому подобном. Обвинение в этом открывало прямую дорогу в сталинские лагери.
Директор опять впал в исступление и мне стало крепко доставаться. Впрочем и в другие дни похвал от него я что-то не припоминаю. Что делать, я не знал. Главный инженер и директор только кричали и кулаками стучали по столам. Мастера лишь подавали "добрые", но нереальные советы. Позвал я к себе бригадира шлифовальщиков Васильева - хитрющего псковского мужичка. Разумеется, разговор с ним и упрашивания работать побыстрее ничего не дали. Он ахал, охал и с напускным сочувствием качал головой. Этим все и ограничилось.
Было ясно, что шлифовщики боялись перевыполнять нормы. Им это грозило их пересмотром и снижением расценок. Страх, постоянно присущий рабочим на сдельной оплате. Все же мне что-то нужно делать. Так катиться дальше под откос означало бы рисковать собственной головой.
На следующий день в обеденный перерыв позвал к себе бригадира с участка револьверных станков и с ним нескольких его подопечных. Пригласил всех садиться. Девушки расселись и смущенно поглядывая друг на друга, прикрывая рты, хихикали. Развернул перед ними ведомость на зарплату по их участку за прошлый месяц. Там против каждой стояло 100-125 рублей, не больше. Они сосредоточились и внимательно рассматривали ведомость. Проводили замусоленными пальчиками по строкам и этими же пальчиками показывали одна на другую. Потом дал им ведомость с зарплатой шлифовщиков. Там пиары были вдвое и втрое большими.
Теперь от их смущения не оставалось и следа. Они впились взорами в цифры, ахали и вскидывали взгляды на мена. Их глазки блестели. Теперь заволновался бригадир:
- Что же я буду делать, если вы их у меня заберете?
Вера - самая бойкая из девушек не выдержала:
- Вы что же, хотите перевести нас на шлифовку?
Я вздохнул:
- Да, Вера, хотелось бы.
Все они дружно заахали и изумились. Хотя, вероятно, догадывались об этом и раньше. Заговорили наперебой:
- Так ведь, не справимся. Не сумеем. Куда нам.
Уверенно, хотя сам-то был не очень уверен, заявил:
- Справитесь, девушки. Поставлю к вам мастера и инструктора.
Затем, не откладывая в долгий ящик, резюмировал:
- Завтра с утра встанете каждая к шлифовальному станку позади шлифовщика. Несколько дней присмотритесь к работе, а потом и сами пойдете к ним в смену. За время обучения заплатим по среднему.
Первым день прошел спокойно. На шлифовальном участке я не показывался, лишь мельком наблюдал издали. К концу второго дня, уже переодевшись, пришел Васильев. Он помялся в дверях конторки, потом несмело, что было ему несвойственно, подошел к столу. Я делал вид, что пишу какие-то бумаги. Васильев, не дождавшись приглашения, присел и молчал. Сделав, однако, приличную паузу, сказал:
- Товарищ начальник, уберите девочек.
Я, не отрываясь от бумаг, спросил:
- А зачем?
- Видите ли, не сумеют они, только станки разладят. Тогда совсем шлифовка остановится.
Я решительно замотал головой.
- Нет, не разладят. За этим и мастер, и инструктор смотрят. Головой мне за это ответят.
Посмотрев ему в глаза, добавил:
- Да и вы, Васильев, как бригадир, наверное, поможете?
Однако, он не сдавался:
- Я-то помогу. Что я - враг себе, станки портить?
Потом, хитро подмигнув, негромко сказал.
- А все-таки, лучше их уберите. Мы сами справимся.
Отступать было нельзя. Не мог я себя ставить в зависимость от подвохов и хитростей этих лукавых мужиков.
- Нет, Васильев. Да вы и сами дня три тому назад, сидя здесь, утверждали, что вам не справиться.
Он помялся.
- Да, говорил, - но потом, доверительно добавил:
- Да, вы и сами, наверное, понимаете, в чем тут дело? Расценки за работу срежут.
Я усмехнулся.
- Я-то понимаю, что ж тут непонятного. Однако, знаю и другое. Вам дать вольготную жизнь, а мне под суд идти. Слышали, наверное, про новый сталинский указ: за невыполнение плана дается от 5 до 8 лет лагерей.
Потом, тоже доверительно, добавил:
- Как говорится, "работаем от 8 до 5, сидим от пяти до восьми".
Васильев засмеялся, крякнул и ушел.
Прошла неделя. Девушки, хотя и не все, постепенно освоились. Тогда ведь не было широкого профессионального образования. Рабочих прямо ставили к станкам. А там барахтайся, кто как может. Вскоре шлифовальный участок так выправился, что даже стало не хватать работы. Тогда менее расторопных перевели обратно, а трое так и остались. Когда освоились, то работать стали прямо без удержу и конечно зарабатывали здорово. Я нарочно велел распредам давать девушкам самые простые, но выгодные работы. А наладчик, по моему же указанию, постоянно им ставил новые круги. Васильев при встрече со мной только головой качал да невесело усмехался. Конечно, через несколько месяцев отдел труда и зарплаты нормы им пересмотрел и расценки понизил. Однако, дело было сделано и шлифовка перестала тормозить производство.
 
 
"Советское руководство. Переписка. 1928-1941 гг."
1941, начало
стр. 424, 425

[А. А. Андреев] - И. В. Сталину, В. М. Молотову
[январь 1941 г.|

<...>
После образования Советской власти в республиках [Прибалтики - А.Т.] всем рабочим зарплата была повышена на 20%, а низкооплачиваемым служащим - на 15%. В сентябре проведено вторичное повышение зарплаты на 25-60%. Эти решения вызвали большое одобрение рабочих на заводах и фабриках.
Однако, при проведении персональной тарификации рабочих были допущены грубые ошибки. В Латвии рабочие фабрик и заводов были протарифицированы по заниженным разрядам. В результате массовые профессии по предприятиям текстильной промышленности были отнесены на 1-2 разряда ниже предусмотренных.
На фабрике "Лента" в Латвии антисоветские элементы использовали эти ошибки и в сентябре готовили даже прекращение работы в одной из смен.
После исправления ошибок и разъяснения рабочим новых ставок недовольство рабочих было ликвидировано.
Реальная зарплата рабочим, учитывая значительное повышение цен на промышленные товары, увеличилась незначительно. Решить вопрос об увеличении реальной зарплаты рабочих нужно путем установления сдельной оплаты труда и расценок, которые позволят рабочим при производительном труде значительно увеличить свои заработки.
До сих пор большинство заводов и фабрик не перешли на сдельную оплату труда. На большинстве предприятий оплата подневная, помесячная и в лучшем случае аккордная, с буржуазной практикой выдачи рабочим авансов за будущую работу.
По моей просьбе тов. Шверник командировал тарифно-нормировочные бригады в каждую республику для помощи местным товарищам в установлении норм выработки и переходе всех предприятий на сдельную оплату труда.

 
 
"Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953." (М., РОССПЭН, 2002)
1948 г стр. 154, 155

Записка Л.П. Берии
о рассмотрении на заседании Бюро по топливу и транспорту вопроса
о состоянии лесосплава
[ранее 26 февраля 1948 г.]

Товарищу Молотову В.М.

<...> Для обеспечения рабочей силой сплава леса в навигацию 1948 года предусматривается привлечение для лесосплавных организаций Минлеспрома СССР и других, производящих лесосплав министерств, в соответствии с народнохозяйственным планом 177 тыс. человек из числа сельского населения. По примеру прошлых лет (1942-1946 гг.) намечается привлечь рабочую силу на лесосплав в порядке платной трудовой повинности.
<...>

 
Владимир Семичастный, "Беспокойное сердце" (М., "Вагриус", 2002)
60-е
стр. 66, 67
"К великому сожалению, в книге "Целина" Брежнева слово "комсомол" упоминается вскользь, кажется, один лишь раз: дежурили-де комсомольские посты на вокзалах, встречали прибывших на целину. Но ведь комсомол был - и это известно из документов! - основной силой, обеспечившей успех в этой грандиозной эпопее, организацией, решавшей практически все - и кадровые, и материально-технические вопросы, связанные с освоением целины.
<...>
Если полистать "Комсомолку" того времени, то можно увидеть, что рубрика "Вопросы к министру" занимала в газетах целые полосы: почему не хватает общежитий на стройке, куда мы послали молодежь; почему квалификацию, разрядность не повышают вовремя; почему заработки низкие и т.д. и т.п. Целые серии "почему"! И министры обязаны были ответить делом.
Мы говорили: мы не биржа труда, и если вы просите молодежь помочь вам, то будьте добры, создайте ей условия.
Если министр продолжал артачиться, заявляя, что это не его дело, ему говорили: "Хорошо, завтра мы отзываем молодежь с вашей стройки, и можете набирать рабочую силу через конторы". Он туда-сюда - и сдавался. А что он мог сделать без молодежи?"
 
 
Василий Белов, "Воспитание по доктору Споку"
70-е
Наконец в тепляке устанавливается тишина. Теперь Зорин сможет сесть за наряды. Надо вытащить расценки и прочую бухгалтерию. Начать с каменщиков, это ведущая бригада. О, уж Зорин-то знает, что такое писать наряды. Говорят, что кто что заработал, тот то и получай. Если бы так. Беда в том, что он не может платить людям по закону. Почему? Да потому, что не может. Никак. Не выходит, и все. Вот дядя Паша. Лучший каменщик, портрет его третий год на городской доске Почета. Зорин прикидывает объем выполненной работы. Количество рабочих часов и смен такое-то, разряд такой-то. По закону дядя Паша заработал около трехсот рублей. А у Смирнова? У Смирнова выйдет всего около ста рублей. Конечно, Смирнову как каменщику с дядей Пашей не тягаться. Но если Зорин начислит ему сто рублей, а дяде Паше триста, Смирнов тотчас уйдет со стройки. Да еще уведет с собой человек четырех. Это уж как пить дать. А дом надо сдать к Майским праздникам. Даже если допустить этот уход, что из того? Еще неизвестно, кто придет вместо Смирнова, и ничего, по существу, не изменится. И вот Зорин мухлюет. Мудрит и колдует с тарифной сеткой, он должен закрыть наряды Смирнову хотя бы на сто пятьдесят рублей. А дяде Паше снизить фактический заработок, потому что фонд зарплаты совсем не резиновый. Постой, а в чем же виноват дядя Паша? Получается, что ему совсем невыгодно хорошо работать. Да, невыгодно. И все же он работает. Работает дай боже, хотя знает, что все равно не заработает больше, чем в прошлом месяце. Голова идет кругом! А плотники? Та же история. Разнорабочие? Тут уж совсем... Если бригаде Трошиной закрыть наряды по всем правилам, не получится даже месячного минимума. У каждой семья, каждая живет от получки до получки. Но они же ничего не заработали, если выводить по расценкам. И вот Зорин ломает голову. Где взять Трошиной объем работ? Ну, хорошо, грунт можно поставить по самой высокой категории тяжести. Это что-то даст, хотя совсем немного. Транспортировка горбыля. Увеличим до ста метров. Объем строительного мусора также можно удвоить. И все равно этого мало... О, черт! Постой, постой, а что, если... что, если...  
Викентьев И.Л., "ПРИЕМЫ РЕКЛАМЫ и PUBLIC RELATIONS", Часть I. (СПб, Издательство ТОО "ТРИЗ-ШАНС", 1995 г.)
70-80-е
стр. 80, 196
ЗАДАЧА 60. С.В. Сычев ("ТРИЗ-ШАНС"), работая в "застойные годы" цеховым мастером, не имел никакой возможности создать у рабочих материальную заинтересованность в результатах своего труда. Максимум, что было возможно: поощрить словом и, иногда - отгулом... Вопрос. Какие потоки из названных в условиях задачи, "оседлал" С.В. Сычев? Что он предпринял, чтобы они взаимосогласованно заработали в интересах мастера?
ОТВЕТ 60. Сычев С.В.: "Была применена следующая система поощрений. Каждый, кто зарабатывал себе отгул, получал рубль, подписанный мной жирным синим фломастером (подпись мою подделать трудно). Я говорил: "Это один отгул. Когда надумаешь его брать, отдашь мне этот рубль"... Через несколько недель рубли "загуляли" по всему цеху и стоили на стихийно образовавшемся "рынке" от восьмидесяти до ста рублей за отгул. Для сравнения, заработки квалифицированных работников тогда составляли от 300 до 400 рублей. Мой заработок был 140 рублей.
У себя в каптерке я создал "биржу". Т.е., повесил доску, на которой мелом писал "курс покупки" и "курс продажи", узнавая их, в первое время, прямо в цехе. А потом ко мне на "биржу" стали приходить работники с тем, чтобы купить или продать отгул. Так у меня образовалась касса никак не учтенной наличности и, стало быть, второй рычаг управления. Через некоторое время я вполне уже мог руководить людьми. Если в цехе возникал избыток отгулов, я прекращал их эмиссию и пускал в оборот наличность из кассы. И наоборот. Производительность труда выросла на отдельных участках в четыре раза, на отдельных - в семь раз. Руководство цеха, спасибо ему, достаточно долго смотрело на мой эксперимент сквозь пальцы, а в частных разговорах даже хвалило. Тем не менее, через четыре с половиной месяца после его начала я был переведен в технологи, а новый мастер был серьезно "предупрежден о недопустимости".
 
В. Коновалов, "Конфликт" (Лениздат, 1988)
стр. 74-76, 80, 88, 91

Без перемен

Снимали мы репортаж из механического цеха одной фирмы. Репортаж о делегате XXVII съезда. Мужчина молодой, крепкий, деловитый. Я знал его к тому времени уже лет семь, и был он интересен тем, что любил работать до исступления, шапку перед начальством не ломал, голову имел беспокойную и тяготел к коллективной дружной работе. Товарищей своих ценил и берег, но и им правду-матку мог в глаза сказать.
Может, поэтому и удалось ему первому в цехе создать уникальную комплексную бригаду, где все были со средним специальным образованием, а один даже с высшим инженерным. И каждый мало чем уступал другому.
Вот и решили они на демократических принципах осуществлять руководство бригадой - один отбригадирил год, потом другой... Четвертым был Алексей Шумилов... Пятого после него не назначали: всем стало ясно, что лучше не найти.
Алексей, надо сказать, в бригадиры не рвался, но его убедили "пострадать для пользы общего дела". Встречаться было с ними тогда одно удовольствие: самый глухой и черствый человек почувствовал бы теплоту, чистоту и искренность отношений в этом коллективе. Да и дела у них ладились...
<...>
В цехе я видел, как пожилой старший мастер развозит на тележке заготовки по станкам... "Случайность",- подумал я и занялся своими делами. Потом наткнулся на него еще и еще раз - и опять с тачкой...
- Что, подсобник заболел? - спросил я Шевцова.
У мастера дрогнули губы...
Во вторую смену я увидел еще одного явно не подходящего для этого занятия человека. Интеллигентный мужчина с седой головой в черной спецовочной куртке, из-под которой выглядывала хорошо отглаженная сорочка с галстуком, грузил на тележку детали. Потом повез их на сборочный участок...
- Это кто? - спросил я у знакомого рабочего.
- Этот? Мастер сборки Семенов...
<...>
"Румянцев не способен организовать работу. Сейчас половина наших обязанностей в бригады передана, а мы стали погонялами и подсобниками, понимаете? Он ведь уничтожил мастеров. Осталось одно название! Он лишил нас уважения в коллективе! Я - никто на старости лет... Мне дома стыдно сказать, чем я занимаюсь..." - Тут голос Ивана Сергеевича дрогнул и глаза стали влажными...
<...>
- А что же люди? Тот же Шумилов? - спросил я, выводя разговор на интересующее меня лицо...
- А что Шумилов? Специалист он хороший, честный человек... Но ведь ему тоже ближе свои интересы... Они работают бригадой на один наряд, хорошо работают... Но ведь не включили в бригаду того же подсобника - невыгодно. А подход такой: ты мне дай работу, ты меня всем обеспечь, в том числе и заготовками. И пока ты ему к станку детали не привезешь, он пальцем не шевельнет. Потому мы, мастера, и затыкаем собой все производственные прорехи... А чуть что - мастер виноват. И тот же Шумилов будет тебя громить, на радость Румянцеву.
<...>
Может быть, глубинная экономическая реформа выявит истинное положение, в которое завели коллектив нынешние руководители. Первые тревожные симптомы уже есть: стоило только ввести госприемку, как объединение оказалось в числе не выполняющих план. Продукцию гнали морально устаревшую, низкого качества. Думаю, что перевод на полный хозрасчет и самоокупаемость приведет объединение на грань полного провала.

 


Гостевая книга

Главная страница

Используются технологии uCoz